17 декабря прошел интересный семинар с двумя пост-бионианскими аналитиками – Judy Eekhoff (США) и Avner Bergstein (Израиль). Встреча длилась более 3 часов, каждый из них прочитал доклад, ответил на вопросы слушателей, а затем состоялась общая дискуссия.
Темой встречи было «психоаналитическое исследование затапливающих эмоций». В аннотации обещали, что докладчики «погрузятся в нерепрезентируемые (unrepresentable), невыразимые и непознаваемые области человеческой психики» и расскажут нам об «эмоциональном опыте, который нельзя передать вербальными средствами и динамически интерпретировать, и который сначала необходимо пережить в здесь-и-сейчас аналитических отношений», а также о клиентах, чьи способности к символизации и «сновИдению недостаточны и вынуждают нас искать новые способы соприкосновения с невербализуемой эмоциональной реальностью».
Итак,
Бергштейн начал свой доклад с известной фразы Биона:
«Существуют люди, которые настолько нетерпимы к боли или фрустрации (или для которых боль или фрустрация настолько невыносимы), что они чувствуют (feel) боль, но не будут претерпевать (suffer) её, и поэтому нельзя сказать, что они её обнаруживают».
Экхофф и Бергштейн – оба – говорили о «неистовстве эмоций» (violence of emotions), когда какой-то эмоциональный опыт может ощущаться чрезмерным, причинять боль, но оставаться бессмысленным, психически «непереживабельным» (unexperienced). То, что могло бы быть печалью, одиночеством, отчаянием, не регистрируется как психическая сущность, не оформляется в качестве опыта, а переживается как сырое, потенциально сокрушительное нечто, чего важно избегать любой ценой, иначе оно тебя разрушит.
Обращаясь к истокам таких состояний, оба коллеги напомнили нам об ограниченной способности ребёнка обрабатывать эмоциональный опыт и привели в пример ситуации, когда матери по каким-то причинам не удавалось обеспечить ему опыт холдинга и контейнирования.
Бергштейн говорил о том, что если ребёнок сталкивается с таким количеством переживаний, которое превышает его способность их обрабатывать, то он «чувствует себя жестоко атакованным брызгами мелких, бессмысленных, невидимых частиц непостижимой реальности». Экхофф описала это схожим образом: «Ошеломляющая реальность пришла к ребёнку слишком рано». В этих ситуациях ребёнок сталкивается с тем, для чего у него нет психических инструментов.
Если эти сырые фрагменты не могут найти себе дом в контейнирующем объекте, то возникает порочный круг их интенсификации: страх становится безымянным ужасом, гнев безграничной яростью, удовольствие исступлением. «Неистовство» (violence) этих переживаний является результатом такого количества возбуждения, которое психика не способна вынести или психически обработать.
Экхофф говорила, что поскольку ранние проекции этих детей не были восприняты и переработаны, эти пациенты не смогли научиться надежно полагаться на этот защитный механизм. А Бергштейн добавил, что у них может отсутствовать какое-либо представление о контейнерах, в которые могли бы быть размещены их проекции, и тогда они теряются в необъятности психического пространства. Их эмоциональный опыт остаётся в виде чувственных впечатлений, которые почти сразу же эвакуируются. Экхофф уточнила, что в данном случае эта эвакуация происходит не в объект, а в «бесконечную, не содержащую ничего вселенную», в пустоту.
Экхофф сказала, что в детстве в моменты несконтейнированной переполненности может запуститься механизм, который она называет «приостановкой внимания» (suspension of attention), одно из немногих доступных в тех условиях средств регуляции этого аффективного накала. Под этим выражением она подразумевает «выход из контакта с собой и другими», в результате чего избегается доступ к эмоциональной сфере, а также вырабатывается мощная система контроля внутреннего состояния и отношений с другими людьми, призванная не допускать изменчивости и непредсказуемости, которые могут представлять угрозу. Экхофф красноречиво описывает это, говоря что такие люди «задерживают своё психическое дыхание», «приостанавливая жизнь, а не проживая её».
Описывая эти состояния, Экхофф использовала образы чёрной дыры, пустоты, мёртвенности, а Бергштейн обращался ко второй стороне этой медали, описывая «кипящее» закулисье, прорывающееся наружу в виде неконтролируемых эмоциональных лавин.
Оба отмечали, что такие люди «просыпаются» из детской беззаботности слишком рано и могут быть не по годам осознанными, а в дальнейшей жизни – интеллектуально развитыми и успешными в профессиональной сфере.
Примечательно, что в обеих виньетках докладчиков были описаны вполне высоко функциональные в определенных областях жизни люди, успешные и востребованные в своей профессии, имеющие круг друзей и т.д.
Но это является лишь частью гораздо более сложной картины, в которой, например, у клиентки Экхофф (Ады) были постоянное чувство опасности, расстройство пищевого поведения (о котором она никому не рассказывала), а также фоновая и практически перманентная ярость, которая могла выплеснуться на случайных прохожих, коллег и друзей; а у клиента Бергштейна (Адама) была постоянная тревога, он не мог слушать разговоры про физические заболевания – тут же накатывала паническая реакция, при этом он страдал от соматических болей неясного происхождения, по поводу которых врачи разводили руками, не находя для них причин.
Рассказы Ады были прозаичными и лишенными эмоций. Она перечисляла события в своей жизни и ждала, что Экхофф что-то с ними сделает. Что бы Экхофф ни говорила, всё встречалось с безразличием. В работе с Адой к Экхофф приходил образ безжизненной пустыни, а саму клиентку она начала переживать как «имитатора человеческой речи».
По следам встреч с Адамом Бергштейн писал: «После сессии я понимаю, что он говорит о чем-то очень эмоциональном, и всё же на самой встрече я ничего этого не чувствую. Он говорит очень медленно, пространно, окольными путями, вдаваясь в мельчайшие детали. Я чувствую оцепенение, и моё мышление заблокировано».
Бергштейн вспоминал мысль Биона о том, что слова могут использоваться для передачи сообщений (в том числе об эмоциональном опыте), а могут использоваться как «вещи» (средство для разрядки, заполнения пустоты, блокировки переживаний и пр.).
А что касается ипохондрических симптомов Адама, Бергштейн предположил, что они могли являться попытками установить контакт с каким-то психическим опытом путем его подмены на физические ощущения; что испытываемые Адамом соматические жалобы могли выступать формой контейнера, предназначенного для удержания, заключения в тюрьму чего-то, что было невозможно пережить психически, потому что оно угрожало разрушением.
Оба докладчика рассказывали, как они поначалу пытались работать в символическом регистре, но из этого ничего не получалось. У некоторых участников семинара сразу же же стали возникать вопросы: как справляться с подобными ситуациями, учитывая, что психоаналитические интерпретации – это метафоры, то есть абстракции, которые предполагают символизм? Как работать с клиентами (или их «частями»), заключенными в психическом пространстве, где символизма не существует? Ведь чтобы мы могли понять психическую деятельность, она должна быть выражена, а это может произойти только через создание символов. Когда этого не происходит, мышление не может достичь внятности (intelligibility) и, следовательно, не может быть понято.
Экхофф и Бергштейн согласились, что интервенции объяснительного уровня здесь не слишком полезны. Говоря об уровнях интервенций, они ссылались на классификацию Энн Альварез, которая писала об объяснительном, описательном и витализирующем уровнях.
На объяснительном уровне она выделяла «почему?-потому», «кто?-вы» и «где?-там» интерпретации (которые заменяют одно готовое – сознательное – значение другим, бессознательным). Например, «вы грустите, потому что у нас сегодня последняя сессия перед моим отпуском» или «вы пытаетесь унизить меня, чтобы самому не испытывать сейчас унижение».
Экхофф и Бергштейн отметили, что такие клиенты на одном уровне могут интеллектуально понимать подобные идеи, но «не думающая часть их психики» остается нетронутой.
Оба докладчика сошлись на ценности интервенций из описательного уровня (так называемые «что»-интерпретации по Альварез, например, «вы сегодня очень грустный» или «кажется, вы сейчас разозлились») и из витализирующего уровня («эй»-интерпретации по Альварез).
Но наибольший акцент они сделали на не-интерпретативных формах участия в терапевтических отношениях.
Так, например, Бергштейн сказал, что с самого начала в его голове были разные гипотезы, например, о приглушённой депрессии матери Адама и его чрезмерной идентификации с «мертвой» материнской фигурой. Но он считает, что ценность этих спекулятивных фантазий терапевта лежит в стимулировании самого процесса психической обработки опыта и поиска смысла, а их итоговый нарратив сам по себе не имеет особой пользы.
(Здесь я напомню, что оба коллеги – последователи бионовской мысли, и они видят терапевтической целью помочь клиенту развить способность к трансформации, психической обработке эмоционального опыта. Они оба формулировали это на семинаре более поэтично, такими словами как «стать более живым» и пр.)
Оба ссылались на Винникотта и важность «прожить опыт вместе», а также на Биона, который подчёркивал, что клиент должен чувствовать, что терапевт пережил определённый эмоциональный опыт вместе с ним, без этого интервенции не имеют особой ценности.
Бергштейн говорит, что преобразующей является не столько передача готового понимания, сколько способность пары честно проживать (truthfully live through) немыслимый эмоциональный опыт и выживать в нём (survive). Ценность имеет не столько конкретное значение, которое может приписать опыту терапевт, сколько сама способность находиться в поиске и создании значения – именно она и интернализуется с течением времени, способствуя расширению психического контейнера.
Бергштейн сказал, что «именно это постоянное движение ‘туда-сюда’ между переживанием и познанием эмоционального опыта лежит в основе процесса генерации психического смысла. Оно запускает естественное движение психики между связанностью и дезинтеграцией, между концептуализацией и интуицией, между конечным и бесконечным».
Психика терапевта будет выступать транзитным пунктом, позволяющим клиенту научиться переносить психическую боль, связанную со встречей с реальностью, чтобы он мог перестать прибегать к насильственной разрядке напряжения или искать убежище в отступлении от эмоциональной реальности. Этому способствует то, что психика аналитика улавливает эти нерепрезентированные фрагменты опыта, проживает их и «сновидит» их для клиента и вместе с ним.
На семинаре докладчики вспоминали Говарда Левина, который говорил о смещении акцента в психоанализе в последние пятьдесят лет с раскрытия и реинтеграции того, что уже было репрезентировано, но скрыто (вытесненное или отщеплённое содержание) к созданию, развитию и усилению таких психических функций как контейнирование, ассоциативное связывание, символизация.
Экхофф согласилась и добавила, что освещение вытесненного, преодоление расщепления, возвращение спроецированного – всё это по-прежнему является частью психоаналитического процесса, но изменился фокус. Она сказала, что аналитики сейчас стараются сделать больше, чем просто способствовать интеграции, что они стремятся «оживить и возродить утраченные потенциалы», то, что Бион называл преконцепциями, чтобы они могли быть реализованы через эмоциональный опыт внутри нас и между нами.
Для этого терапевт должен встретиться с клиентом (с эмоциональной правдой опыта пары) аутентичным образом и быть в этом. И Экхофф, и Бергштейн неоднократно подчёркивали, что большая часть бессознательного опыта остаётся невысказанной и неизвестной, и они уделяли внимание значимости телесных реакций терапевта, а также его ревери, интуиции, воображению.
В конце Экхофф красиво обозначила это как «найти способ откликнуться на искру жизни», которая привела человека в терапию, помочь ему «найти и вырастить эту искру жизни, чтобы пациент и аналитик могли быть живыми вместе». «Такая искра включает в себя способность любить и быть любимым».
Александр Левчук
07.01.23
________________
В комментариях – информация о докладчиках и ссылки на их книги.
И там же ответил на вопросы коллег по поводу «эй»-интерпретаций по Альварез со ссылками на места в её книгах,, где подробней про это можно почитать.
